Все зависит от нас - Страница 86

Потом уже на улице долго пинал ни в чем неповинное дерево, попутно выслушивая все, что Михаил думает насчет игры вообще и моих умственных способностей в част-ности. Блин! Ну почему так получилось?! Ведь, кидая монетку, из двадцати раз все двадцать угадывал. Может, тут сама механика выигрыша другая идет? Может, надо было на рулетку идти? А может, этот напомаженный крупье мухлевал?! Не зря же у него глазки так бегали? И улыбка у этой падлы слишком уж сальная была. У, сволочи! Кругом одни прендегасты!

В конце концов Мишке надоело наблюдать за избиением дерева и он сказал:

– Ладно, хватит психовать. Все равно ничего не изменишь, а в следующий раз умнее будешь. Пойдем отсюда, чего тут зря торчать…

Но я находился на таком взводе от несбывшихся ожиданий, что, развернувшись к нему, злым голосом ответил:

– Нет, Миша, без денег я отсюда не уйду. Мне тут еще месяц бока пролеживать, когда на фронте такие дела творятся, совсем не с руки. Так что завтра мы по-любому уедем. Не вышло выиграть, добуду бабки другим способом!

– Это каким?

И я объяснил. От этих объяснений Кравцов вытаращил глаза и предложил пойти и попробовать выиграть что-нибудь на оставшиеся деньги, лишь бы я от своей задумки отказался. Возбужденно подпрыгивая, он пыхтел:

– Ты вообще с ума сошел! Что значит – грабить приходящих сюда? Тут люди серьезные, с оружием, с охраной! Пойми, это же уголовники, а не ягнята! Да даже если и получится кого-нибудь ограбить, где гарантия, что у него нужная сумма окажется?

– Одна старушка – рубль, а десять – это уже червонец!

– Чего?

Михаил даже подпрыгивать перестал, а я пояснил мысль:

– Будем брать массовостью. Не окажется у одних, доберем с других.

– Так ты что, тут целый конвейер хочешь открыть? Это же несерьезно! На малейший шум среагирует или охрана казино, или если кто-нибудь выстрелит, то еще и патруль пожалует! Да и вообще, как ты себе это представляешь?..

Кравцов пребывал в возбуждении минут пять, поэтому, дождавшись, когда он выдохнется, я сказал:

– Несерьезной была моя затея с выигрышем. И то, потому что ее до этого не проверял. А вот «языков» брать да часовых снимать меня обучали о-о-чень грамотные специалисты. Так что двоих-троих, если напасть неожиданно, я положу без шума.

Потомок эмигрантов попыхтел, а затем, мрачно глянув на меня, поинтересовался:

– Убивать будешь?

На этот провокационный вопрос постарался ответить максимально честно:

– Постараюсь только глушить. Но вообще – как получится… И знаешь, ты сам говорил – сюда домохозяйки и приличные люди не ходят. Это ведь твои слова – «при выигрыше могут и не выпустить», так что контингент соответственный собирается… Мне ведь деньги нужны не на баб спускать, и не вино хлестать, а к себе вернуться, чтобы воевать дальше. Здешние же огрызки под фрицами живут и в ус не дуют. В игры вон играют… А у нас там, если ты не забыл – война идет. И чтобы встать в строй, я на многое пойду. Так что особой жалости к этой пене не испытываю. Но все равно постараюсь только глушить…

Мишку, похоже, моя отповедь несколько смутила, и он не нашелся что возразить. В конце концов, покряхтев, согласился, что это тоже вариант. Хлипкий и очень двусмысленный, но вариант.

На руку было то, что здание стояло на отшибе, в окружении деревьев, и то, что на машине к нему не подъедешь. Единственная дорога была перекрыта рухнувшим от бомб зданием, метрах в четырехстах от пакгауза. А так как она была тупиковая, да и этот ангар считался заброшенным, то и расчищать ничего не стали, из-за чего приезжающие на автомобилях топали сюда пешочком. До начала комендантского часа было еще часа два, поэтому можно было рассчитывать, что хоть кто-нибудь да появится. Обсудив план действий, в подступающей темноте засев за деревьями, стали поджидать будущую жертву. Сильно хотелось курить, но сейчас я чувствовал себя как на боевом задании, поэтому мысли о куреве отгонялись легко, и, поглаживая небольшую, но крепкую палку, найденную здесь же, напряженно вслушивался и в шум редких проезжающих машин, и в звуки, доносящиеся от пакгауза. В том, что из него кто-то выйдет, верилось слабо. Мишка говорил, что люди там на всю ночь зависают, и под комендантский час стараются не попадать, расползаясь оттуда уже утром. Получается, что у нас оставалась одна надежда – на вновь приехавших.

Минут сорок никого не было, затем от развалин послышались голоса. Судя по всему – двое топают. Так как машины не было слышно, значит, эти кутилы добирались на трамвае, остановка которого была дальше по улице. Пихнув в бок напарника, прошептал:

– Миша, как договорились – ты не лезешь, чтобы под руку не попасть. Двоих я быстро уложу…

В темноте не было видно, как он кивнул, но мне этого и не надо было. Это я больше сказал, чтобы его успокоить. Тем временем стали различимы силуэты. Точно – двое идут. Дождавшись, когда они поравняются с нами, выметнулся из кустов, сразу приложив дубинкой по затылку ближнего. Тот, кто шел чуть впереди, начал поворачиваться на шум, но, получив палкой в лоб, так же без брыканий лег на землю. С помощью Кравцова оттащили тушки подальше в кусты и, сделав из их же кепок кляпы, связали несостоявшихся игроков. Потом быстро обыскали слабо сопящие тела. В виде трофеев достались нож, кастет и два кошелька с общей суммой в тысячу девятьсот франков и пятьдесят рейхсмарок. Мишка после подсчета чертыхнулся, но я ободряюще похлопал его по плечу:

– Фигня война, главное маневры! Начало положено – еще два раза по столько и здравствуй, белый пароход!

На что напарник сварливо откликнулся: