Все зависит от нас - Страница 145

145

– Так точно.

– Посмотрите внимательно, вы, когда от конвоя убежали, этот замок видели?

Парень наконец поднял глаза и, несколько секунд посмотрев на фото, отрицательно покачал головой.

– Нет, гражданин капитан. Тот, возле которого я прятался, только с двумя шпилями был. И вон тех деревьев не было…

– Ты внимательно посмотри, просто этот снимок делали лет десять назад, может деревья подросли?

– Никак нет, гражданин капитан. Там совсем другой замок стоял. Я ведь в артиллерийской разведке служил, поэтому такие вещи хорошо замечаю…

Лагерник отвечал спокойным, глуховатым голосом и, заметив, каким цепким взглядом он окинул фотку, я понял, что на этот раз СМЕРШевцы, похоже, промахнулись. Этот парень, наверное, километрах в тридцати южнее от Бальги был. Там тоже замок есть, но вот в нем фрицы никаких козней вроде не планировали делать, поэтому нас он не интересовал. Блин, жалко! До заброски меньше двух недель, а у нас сведений по объекту – кот наплакал. Сожалеюще вздохнув, я достал папиросу и, закурив, протянул пачку бывшему военнопленному:

– Куришь?

Тот помотал головой и ответил:

– Нет, благодарю, гражданин капитан.

– А тот замок, возле которого ты прятался… Что в тех местах интересного видел?

– Там пусто было. И людей почти не было – только два старикана, мужик средних лет да молодая девка из ворот выходили. То есть выезжали – на велосипедах.

И все – ни машин, ни людей. Хозяева, наверное, уже сбежали и только прислугу оставили за добром присматривать…

– Это все?

– Так точно, гражданин капитан!

– Епрст! Что ты меня постоянно «гражданином» обзываешь? Или ты – тертый зэчара и до войны на зоне чалился, оттуда привычка пошла?

Костров наконец посмотрел мне в глаза и, катнув желваки на щеках, выпалил:

– Никак нет, товарищ капитан! Просто тот лейтенант из особого отдела, когда я к нему «товарищ» обратился, орать начал, мол, товарищи его с оружием в руках немца бьют, а я, как добровольно сдавшийся врагу, на такое обращение прав не имею.

– Ну в общем-то правильно орал. А ты что, действительно – добровольно сдался?

– Угу – сейчас. – Лагерник опять уткнулся взглядом в пол и зло проговорил: – Гранат – нет, снарядов – нет, а эти суки, на мотоциклах да двух танкетках, нас, как баранов, в кучу сгонять начали. Комиссар-то умнее всех оказался – начал из «нагана» по мотоциклистам садить, вот его и переехали сразу. А я глянул, как его кишки на трак наматываются, и поплыл… Хотя если бы знал, что в будущем ожидает, то вперед комиссара бы сиганул… Тогда от дивизиона нас человек пятнадцать осталось, вот и подняли руки. А куда деваться?

Тут Иван надолго закашлялся и потом, успокоившись, поддернул рукав ветхой гимнастерки, вытер выступивший пот. А я, заметив в прорехе острохарактерный полукруглый шрам, спросил:

– Что, приходилось от собачек бегать?

Костров, невесело усмехнувшись, ответил:

– Два раза. Это не считая последнего. Первый раз через неделю, после того как в плен взяли, в сентябре сорок первого. Нас тогда возле Томино держали, прямо в чистом поле. Там даже колючки толком не было. Немцы просто несколькими нитками на столбиках огородили квадрат и вышки небольшие поставили. Они вначале добреньких из себя корчили. Помню, в те времена много баб ходило вокруг лагеря – мужей искали. Так если находили – немцы мужей отпускали. Мне такое не светило, поэтому выбрал ночку потемней и с тремя друзьями рванул… Только недалеко – даже до леса не дошли, как нас сначала собаки, а потом мотоциклисты догнали… Побили, куда же без этого, и обратно вернули. Думал, расстреляют за побег, но обошлось – ребра поломали и успокоились… Только потом все стало гораздо хуже. Фрицы собрали огромную колонну и пешим ходом повели аж за Львов. Много тогда на той дороге ребят осталось, у нас ведь раненых было до черта… А в Сутонах был уже нормальный лагерь – с бараками, с колючкой. К лету сорок второго на фронте, видно, немцам стали давать прикурить, потому что к нам в лагерь вербовщики приходили. Какой-то полковник, с царскими крестами, все речи толкал, призывал Россию новую строить. Без жидов и Советов…

Иван замолк, видно вспоминая, а я заинтересованно спросил:

– И что, много народу пошло фрицам помогать?

– Куда там! В лагере шесть тысяч душ было, а к тому полковнику вышло двадцать девять человек. Двоих я лично знал – подлюги еще те. Все перед немцами выслуживались за лишнюю пайку. Мы их удавить хотели, да не успели…

– И что потом? Их сразу из лагеря увезли или они перед вами в новой форме покрасовались?

Бывший пленный на этот вопрос сжал кулаки и глухо сказал:

– Нет, товарищ капитан. Там по-другому было. Их не увезли и даже формы не дали. Видно, к приезду того полковника немчура расстаралась и вычислила семерых командиров и комиссаров, которые себя за рядовых выдавали. Стукачи у них хорошо работали, вот командиров эти, которые в РОА пошли, и повесили…

– Не понял? Командиров семеро, этих двадцать девять… как же они их делили?

– Фрицы хитро сделали – поставили наших на лавки, петлю на шею накинули, а к ножкам лавок веревки привязали. Вот предатели на раз-два-три и дернули…

– Понятно… А в Восточную Пруссию как попал?

Костров, вздохнув, ответил:

– Лагерь туда эвакуировали, когда наши обратно, на запад двигаться начали. К тому времени от пленных хорошо если полторы тысячи человек оставалось. Так всех запихнули в теплушки и увезли в Коршен. А там кого загнали на строительство укрепрайона, а кого отдавали местным жителям.

– Как обычно – на ударный, безвозмездный труд?

145