Вот тут-то и началось избиение шляхтичей! Англичане, разумеется, никакого десанта, как того требовал Миколайчик, в Краков не сбросили, и всех восставших фрицы положили через несколько дней после начала выступления. Причем это поражение было особенно наглядным на фоне победы в Варшаве, что приводило эмиграционное правительство в полное неистовство. Там Красная Армия сначала выделила в помощь повстанцам из гетто десантную бригаду, а еще через четыре дня, форсировав Вислу, полностью освободила город, развивая наступление на Лодзь, Познань и Быдгощ, создавая угрозу окружения группе армий «Северная Украина».
М-да… сказать, что я был удивлен дуростью Миколайчика со свитой, это не сказать ничего. Блин, похоже, «ясновельможным» очередной раз крупно не повезло с лидерами…
Сергей, видя, что я примолк, с интересом спросил:
– Ну что ты теперь про все это думаешь?
– А что тут думать? Скажу только две вещи, первое – эти лондонские поляки однозначно работают на нашей стороне, хотя сами того не осознают. Ведь около восьмидесяти процентов Армии Крайовой навсегда осталось в Кракове. Значит, после войны, да и сейчас, деятельность их подразделений против наших войск будет сведена к минимуму. Помнишь, я тебе рассказывал, сколько они нам крови попортили?
Гусев кивнул и решил уточнить:
– Ну а вторая?
– Вторая… так скажу – не фиг полякам выделываться, будто они – Европа. Азиопа, такая же, как и мы. Сермяжная посконная и домотканая. Во всяком случае, им тоже с правителями постоянно не везет, как самым настоящим славянам.
Командир при этом намеке слегка насупился:
– А когда это нам с правительством не везло?
– Проще сказать, когда везло. Наверное, когда по дремучим лесами бегали разные поляне, древляне, смоляне и прочая чудь белоглазая. Во всяком случае, про те времена никаких документов не сохранилось и нельзя с уверенностью сказать, что тогда правители были плохие. А начиная с варягов и появления летописей – уже можно… Ведь сам посуди – что ни царь, сука, то реформатор или наоборот, разрушитель реформ.
– Царей давно свергли.
– Серега, не трахай мне мозги. Пусть будет не царь, а просто правитель. Один строит, другой построенное – в распыл. И так чередуясь безостановочно. А народу ни тот ни другой никаких послаблений не делает. Когда попадается «строитель», то он сам своих людей в могилу пачками сгоняет, во имя будущего процветания. Когда «разрушитель», этим занимаются иностранные интервенты. То есть – те же яйца, только в профиль.
Гусев, выслушав этот монолог, помолчал, а потом спросил:
– Илюха, а что ты сейчас делал? Ну прежде чем я тебя позвал?
Удивившись такому неожиданному повороту, я настороженно ответил:
– Пленного допрашивал, а чего это ты интересуешься?
– Это который пропагандист? Тогда понятно. – Командир успокоенно откинулся на спинку кресла и, с удовольствием закурив, выдал: – Едрить твою мать, Лисов! Ведь сколько лет тебя знаю – железный мужик. И мозги на месте, и с людьми отлично ладишь. Про то, какой ты боец, я вообще молчу! Да и просто другом твоим считаться всегда за честь держал. Но почему как только тебе что-то напоминает о твоем прошлом, – тут Серега споткнулся и задумчиво исправился, – или будущем, так ты сразу с катушек съезжаешь? Вот ответь, кого этот мудила из РОА тебе напомнил? Хотя подожди, я сам угадаю – или Ковалева, или Ельцина, или этого, как его, ну богатея, который абреков поддерживал… Березинского?
– Память у тебя, Серега, девичья до безобразия! Не Березинского, а Березовского! Березовского, маму его так!
Гусев, увидев, что я наконец оттаял и начал улыбаться, тоже расплылся в улыбке и подытожил:
– Какая разница, как его фамилия! Да и всех остальных тоже… Пойми, Илья, не будет их в нашем будущем. Не будет и все. И само будущее совсем другим станет. Вот каким мы его сейчас сделаем, таким оно и получится! И только от нас зависеть будет, чтобы оно не стало подобным твоему! От меня, от тебя, от Лешки с Маратом, от Ивана Петровича. От ребят, что сейчас в окопах к наступлению готовятся или на заводах вкалывают. Так что хватит тебе параллели с вашими временами искать и дергаться каждый раз по этому поводу.
Подобный разговор у нас происходил не в первый раз, поэтому, махнув рукой, с досадой ответил:
– Да понимаю я все! Просто иногда такие типажи попадаются, хоть стой, хоть падай…
Про типажи Серега выразился в духе киношного Чапаева, в смысле – наплевать и забыть, и заинтересованно спросил:
– А чего ты там возле крыльца с Ничипоренко шептался? Или опять где-то детишек нашел и нашей няньке подкинуть хочешь?
– Нет, про баню договаривался…
– Да ну! Неужели уболтал Гриню? Она ведь только послезавтра должна быть!?
– Уболтал. Он ведь ко мне и так нормально относится, а тут я ему позавчера слова «Розамунды» на русском дал, поэтому Григорий весь в восторге пребывает и вообще – благодарен до невозможности.
Гусев, выслушав, чем я купил старшину, начал хихикать:
– То-то я думаю – чего это он аккордеон странными мелодиями терзает! Ты бы ему еще ноты помимо слов подсказал, цены бы вам не было!
– Где я, где ноты… И вообще, не ругайте музыканта – он играет как умеет!
– Да как он умеет, лучше бы вообще не играл!
– Вот и сиди, критикан недоделанный, в грязном виде, а я сейчас пойду и попарюсь от души.
Серега на это моментально отреагировал:
– Я с тобой!
А потом, зайдя к старшине за обещанным чешским мылом, мы пообедали и ближе к вечеру устроили себе банно-прачечный день. Пока мылись, стирались и болтали, я попутно думал об одной интересной штуке, связанной с песнями. К примеру, эта самая «Розамунда» в последнее время стала очень популярна, причем по обе линии фронта. Старая чешская песенка обрела новую жизнь и с удовольствием распевалась как нашими, так и немцами.