Кстати, до войны он никаким коммунистом или антифашистом не был и воевал столь прытко, что заслужил за Польшу Железный крест. Но в начале сорок второго он, с остатками своего саперного взвода, стал свидетелем расстрела жителей одной русской деревеньки. По этому поводу Макс имел наглость сделать замечание унтершарфюреру СС. Эсэсовский сержант охренел от такого наезда, послав лейтенанта далеко и надолго, да еще и пригрозив последующими разборками. Ну а Шмидт, находясь в состоянии полного расстройства от потерь, понесенных его взводом, да еще и увидев среди приготовленных к расстрелу людей маленькую девчонку, копию своей младшей сестры, слетел с катушек. Вставив ствол пистолета унтершарфюреру в ухо, он предложил прекратить веселье, в противном случае грозясь вышибить мозги командиру зондеркоманды. Его саперы, видя такое дело, своего лейтенанта не бросили и тоже было взялись за оружие. Не все правда, но поддержка от них была. Только черных оказалось больше, да и физически они были сильнее. Рядовым просто набили рожу, а вот Максимилиана скрутили и сдали в особый отдел, тем более что, пока шла разборка, жители деревни в основном успели разбежаться. Особый отдел был не армейский, а эсэсовский, поэтому Шмидту там пришлось совсем туго. Почти три месяца шло следствие, а потом неожиданно для всех его приговорили не к штрафной роте, а к расстрелу. Лейтенант от такого поворота обалдел окончательно (тем более что поначалу-то все шло к штрафняку) и высказал трибуналу, какие мысли он имеет о судьях в общем и о политике фюрера в частности. Договорить не успел, его заткнули, а трибунал, быстренько пересмотрев приговор, в виде последней каки решил заменить наглому командиру взвода расстрел повешением.
Так бы и вздернули невыдержанного фрица, но на Белянино, где он сидел, был совершен налет советской авиации. В общем, как в кино – от бомбы часть стены рухнула, и Макс, вместе с какими-то подозрительными личностями, тоже вырвавшимися на свободу, дал деру. Часть из этих личностей были уголовниками, а вот двое оказались подпольщиками, которые слышали про немецкого офицера, вступившегося за мирных жителей. Они-то и притащили Шмидта в партизанский отряд.
Поначалу он кобенился, не желая поднимать оружие против немцев – его даже чуть не пристрелили уже в отряде, но постепенно, глядя на зверства, творимые его земляками в России, Максимилиан стал сначала инструктором минно-взрывного дела, а потом и сам вошел в группу, совершающую диверсии. Единственно, что старался – обычных солдат не убивать, зато эсэсовцев рвал изобретательно и с огоньком. А про подрыв гестапо в Мамоново даже я слышал, только не знал, что это дело рук бывшего противника.
Потом партизанский отряд слился с наступающими частями Красной Армии, а Шмидт опять угодил в особый отдел. На этот раз – советский. Там долго чесали репу, соображая, что же делать с этим фрицем. В лагерь военно-пленных кавалера ордена Красной Звезды отправлять как-то неудобно, но с другой стороны – союзник он был не идейный, а вынужденный. Крутили и так и эдак, только в конце концов здравый смысл победил и его сунули инструктором в центр подготовки саперов. Хотели сначала к пропагандистам послать, но Макс, при всей накопившейся нелюбви к Гитлеру, гладко и красиво изъясняться не мог, будучи по натуре не звездуном, а технарем, поэтому и попал по специальности.
Почти год он готовил советских подрывников, успел выучить язык и даже организовать небольшой оркестр, пользующийся большой популярностью в городке, как вдруг на него опять вышло НКВД. Там решили – спецов-подрывников у нас и своих хватает, а вот человека, знающего Германию изнутри, надо бы еще поискать. Причем не всю Германию, а как раз то, что нужно – Восточную Пруссию. Шмидт был родом из Алленбурга и ту местность знал как свои пять пальцев.
Так он и попал к Гусеву. Серега несколько дней вел беседы с бывшим представителем вермахта и решил, что он нам подходит. А потом Макс как-то очень быстро скантовался с Шарафутдиновым, и эти два фаната минно-взрывного дела на пару начали пропадать в ближайшем карьере и пугать людей грохотом своих новых изобретений.
Обалдеть… Я, честно говоря, даже не предполагал, что в наше секретное подразделение могут немца запихнуть. Хотя его проверяли и перепроверяли по всем позициям, только что дым из ушей не шел. И еще одно – умению Гусева разбираться в людях я верю на все сто, да и просто проводник-консультант нам позарез нужен. Где еще найти человека, который всю эту Пруссию с закрытыми глазами пройти может? Так что будем считать, что нам крупно повезло заполучить себе такого человека.
На улице уже темнело, когда в разгар веселья я услышал рев двигателя за окном и надсаживающийся голос бойца, орущего:
– Ну куды?! Куды ты прешь?! Сдавай назад!
Выглянув наружу, увидел, как тяжелый самоход пытается развернуться на узкой улочке. В конце концов, снеся кормой забор, он крутанулся на брусчатке и, выпустив клуб едкого дыма, загрохотал траками в сторону выезда. Похоже, «мазута» опять заблудилась. Их полк за южной окраиной стоит, я стадо ИСУ-152 засек, когда сюда ехал, а эти балбесы, наверное, указатель не увидели…
Вообще танкисты меня сегодня напугали чуть не до усрачки. До сих пор вздрагиваю… А дело было так – когда мы отделились от основной колонны и поехали в сторону базы, то свернув за поворот, густо поросший по обочинам деревьями, я увидел четыре «пантеры», прущие прямо на нас. Откуда тут взялись эти фрицы, особо задумываться времени не было, тем более до них оставалось метров двести. И ведь главное – развернуться негде, да и не успеем. Поэтому, ткнув водителя в плечо, завопил: